на Главную страницу

КОМАНДИРЫ

КОНТАКТЫ

КОРАБЛИ

История_Соловецкой_Школы_ЮНГОВ

Другие Школы и ЮНГИ




Борис Васильевич Анфимов,зрелые годы




Борис Васильевич Анфимов, военная молодость



В 1941 году я окончил 7 классов. Обычно на летние каникулы отправлялся один пешком к бабушке в деревню — километров двадцать от Ульяновска. Собирался и на это лето.
21 июня мы с родителями выехали на отдых, на озеро Большое Лебяжье. Водителя отец отпустил, но договорились, что он за нами приедет в воскресенье. Рыбалка прошла удачно. Мать сварила уху, наварила варенья. Отдыхали хорошо. Вечером за нами приехал шофер. Объявил страшную новость: нападение гитлеровской Германии на Советский Союз.
Всю дорогу домой ехали молча. Я сказал родителям, что учебу в школе продолжать не буду. Сделал попытку попаст ь на прием к военкому, но началась мобилизация, и военкомат был переполнен народом. Ребята подсказали, что идет набор в ремесленное училище при заводе им. Володарского. Поступил. Обучался по специальности слесарь — инструментальщик.
После окончания училища был направлен в цех № 18 наладчиком легких прессов. Работали по 12 часов. Завод находился в Заволжье, куда из Ульяновска ходил «Трудовой поезд». Свободного времени не было... С Борисом Гавриловым жили в одном доме, с детства дружили. И вот однажды через Володю Кошубо нам стало известно, что военкомат производит набор в школу юнг Военно — Морского Флота. Пошли туда.
С нами побеседовали и, когда выяснили, что мы работаем и находимся на броне, предложили решить вопрос на заводе. На заводе мою просьбу отклонили. И когда мы узнали, что ребята, у которых военкомат принял заявления, предоставили справки из ЖАКТа о нахождении на иждивении родителей, мы с Борисом побежали в ЖАКТ. Подобные справки выдавала тетя Маруся (фамилию я уже не помню). Весь день мы ее уговаривали дать нам аналогичные справки.
Просили со слезами в глазах, становились на колени. В конце концов тетя Маруся смилостивилась и выдала нам справки.
Я пришел домой и с огромной радостью и счастьем сообщил маме, что принят военно — морскую школу. У мамы был шок. (Отец уже был на фронте под Сталинградом.) На другой день мама сходила на базар и купила мне наручные часы, табак и папиросы. Она знала, что я курил, но только в тайне от нее.
Трудно было прощаться с мамой. И все — таки находились слова, чтобы как — то ее устроить. Товарный поезд, в одном из вагонов которого находились мы с Борисом Гавриловым, а также Володя Зыслин, Володя Кошубо, направился в Архангельск.
В дороге сдружились с Иваном Зориным. Как выяснилось позже, в нашем вагоне ехал Володя Парабкович.
В Архангельске (Соломбале) после повторного прохождения медкомиссии приняли ~ньку и были обмундированы. Отборочная комиссия зачислила меня в роту радисто в.
Вскоре нас отправили на Соловецкие острова. Через несколько дней один батальон сместили в Кремле, а другой, где оказалась рота радистов, был направлен в Савватьево, в двенадцати километрах от Кремля.
По прибытии в Савватьево разбили палатки. В них, в основном, только спали. Пищу принимали под открытым небом. Перед нами поставили задачу: построить землянки для жилья, баню и столовую. Осень была дождливой и холодной. Спать ложились в шинелях, а во время подъема, если ночью был дождь (палатки протекали), умывались водой, собравшейся на одеяле,— на работу. Строительство закончили поздней осенью. В землянке размещались две смены. В каждой по 25 человек. Старшины смен спали на кроватях, а мы — на нарах.
Были мы мальчишками, но никогда никто ни на что не жаловался. Мы знали, что выполняем свой долг, добровольно решив встать на защиту Родины.
Это сознание долга перед Родиной еще больше укрепилось в нас 29 ноября 1942 года, когда мы принимали военную присягу. До сих пор свежо воспоминание о принятии присяги и вступлении в ЛКСМ. Первым комсоргом был Суханов.
Мы подружились с Ариком Питиримовым, когда строили землянки. Поэтому на занятиях сидели вместе. Учеба проходила успешно. Освоили прием и передачу текстов: цифрового, буквенного, смешанного и международного. В феврале 1943 года от отца получил последнее письмо. Он писал с берега Дона, после окончания Сталинградской битвы. Позднее мать мне сообщила, что отец погиб. И вот перед полугодовыми экзаменами прошла молва, будто многие радисты на корабли не попадут, а будут расписаны по береговым батареям и радиостанциям.
Это было для многих, мечтавших о морских сражениях с врагом, большим ударом.
Мы с Питиримовым решили провалить экзамены. Он во время приема на слух устроил замыкание в розетке. В результате экзамены мы не сдали. Преподаватели были в недоумении. Но факт свершился.
И вот из тех, кто действительно не успевал по приему на слух и передаче текста на ключе, и тех, кто умышленно пошел на такой поступок, была организована смена рулевых.
Наша смена была освобождена от нарядов, а все внимание было направлено на ускоренное изучение предметов по новой специальности. По окончании школы мы с Питиримовым изъявили желание продолжать службу на Северном флоте.
Прибыли в Полярный — главную базу Северного флота, оттуда в сопровождении офицера — в Нижнюю Ваенгу. Кроме меня на эсминец «Громкий» попали: Питиримов, Куров, Кудрявцев. Офицер представил нас старпому корабля, здесь же находился штурман — старший лейтенант Старичков. После напутственных слов старпом приказал штурману передать нас в распоряжение командира отделения рулевых старшине первой статьи Романову Александру Ивановичу.
Внешне спокойный, Романов казался даже флегматичным. Но действовал быстро — никаких лишних движений, никакой суеты. Особенно во время боевой тревоги. Хорошую школу я прошел у него и за это ему благодарен.
С первых дней мне была поручена служба времени на корабле. Во всех отсеках, каютах и рубках находились часы с недельным заводом. Раз в неделю в одно и то же время я должен был их заводить и устанавливать точное время по ручному хронометру. Я должен был также проводить через каждые четыре часа
метеонаблюдения и заносить данные в журнал. Первый выход в море запомнился на всю жизнь. Только эсминец отошел от пирса, как была объявлена готовность № 1.
Перед выходом из Кольского залива была объявлена боевая тревога. В первом походе Романов приказал находиться рядом с ним, а он, как известно, по боевой тревоге находился у манипуляторов руля. Штормовой погодой встретило нас Баренцево море.
Шли к острову Медвежий навстречу конвою, следовавшему из Англии. В ходовой рубке постоянно находился командир корабля капитан третьего ранга Сей. Романов ставил меня у манипуляторов с разрешения командира корабля и внимательно наблюдал за картошкой гирокомпаса.
Иногда исправлял мои ошибки. Поход закончился благополучно.
Наш эсминец занимался в основном проводкой конвоев, которая почти всегда сопровождалась или налетами немецких самолетов, или сбрасыванием глубинных бомб на немецкие подводные лодки.
По боевой тревоге я был расписан на втором 130-миллиметровом орудии подносчиком снарядов.
В мои обязанности входило брать захватом из элеватора снаряд и укладывать рядом с башней орудия на мат. Снарядов на мате должно быть пять штук.
Вес снаряда — 32 кг. Отличная зарядка. В середине лета союзники почему — то прекратили отправлять конвои в северные порты. И наш эсминец стал выходить к берегам Норвегии. Принимали участие в проводке конвоев на внутренних коммуникациях в Баренцевом, Белом и Карском морях. Ходили на Новую Землю.
В сентябре 1944 года на эсминец прибыли нарком Военно — Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов, командующий Северным флотом вице — адмирал А.Г. Головко и другие. Это было связано с подготовкой к операции «Вест» — освобождение северной территории СССР.
И вот наступила долгожданная ночь — 1 0 октября 1944 года.
Непосредственное выполнение огневых задач возложено на эскадренные миноносцы «Громкий» и «Гремящий». На борту «Громкого» находился командир отряда — командующий эскадрой Северного флота контр — адмирал В.А. Фокин.
Корабли вошли в Мотовский залив. По правому борту — материк, слева — полуостров Рыбачий. На берег были высажены радисты с рацией для корректировки огня. Четыре 130-миллиметровыхт орудия, развернутые на правый борт, по команде открыли огонь по батареям врага и переправе в районе реки Титовка. В эту ночь наше орудие выпустило по противнику более ста снарядов. Весь расчет орудия почернел от копоти, на стволе горела краска.
В ночь на 11 октября операция повторилась. На этот раз не успели мы выпустить и полусотни снарядов, как вражеская береговая гаубичная батарея открыла по нашему эсинцу огонь. Снаряды ложились вокруг «Громкого», но наши орудия продолжали вести гибельный огонь по позициям противника. В результате батареи противника и склады боеприпасами и провиантом были уничтожены, а также разрушена переправа через реку Титовка. Это позволило другим кораблям отряда высадить десант и завершить опещию взятием города Петсамо.
Наш эсминец по-прежнему продолжал принимать участие в проводке союзных конвоев. Однажды в кают — компанию вызвали Арика Питиримова и несколько других матросов. Когда он вернулся в кубрик, то с восторгом объявил, что его зачислили в спецко~нду, которая отправится в Англию принимать корабли по Ленд — лизу. Все были рады этих ребят, а я прощался с другом. С ним была связана учеба в Школе юнг, и с наша служба еще более окрепла на эсминце «Громкий». Мы с Питиримовым на прощание приняли «наркомовские>> 100 граммов, и он пообещал мне по возвращении написать письмо. Но судьба оказалась роковой. Транспорте судно, на котором шли моряки за приемкой кораблей, немцы потопили.
Я особенно сильно переживал. Ведь другого такого друга у меня не было. Хотя коллектив БЧ — 1 — 1V, который размещался в нашем кубрике, был дружный и доброжелательный.
Как — то в марте 1945 года после очередного похода меня вызвали в кают — компанию предложили принять участие в приемке кораблей по Ленд — лизу в США. Расставание с минцем и его командой было трудным. В апреле мы прибыли в Москву. Семь команд. Семь будущих экипажей кораблей.
Впервые видел салют в ознаменование очередной победы наших войск. На Ярославском вокзале представитель наркомата военно — морского флота вручил нам медали «За оборону Советского Заполярья>> и пожелал успешно-выполнения задания командования.
Из Москвы пассажирским поездом были отправлены во Владивосток. В дороге подружились пятеркой: Костя Турчанинов, Коля Камаев, Виктор Акиндинов, Виктор Мийлов и я. Я — самый младший. С Колей Камаевым попали на один тральщик. 8 мая по радио услышали о капитуляции Германии. Сколько было радости и гордости! Мы обнимались, поздравляли друг друга, кричали «Ура!». Костя Турчанинов предложил всей «пятерке» следовать за ним в город. Оказывается, у него жила тут сестра. Жизнь шла трудной, но она накрыла нам стол, и мы отметили Победу. Мы сердечно благодарили сестру, но только словами. Позднее, когда мы приняли американские тральщики, пришли во Владивосток, то поблагодарили сестру Турчанинова по — настоящему.
Вскоре нам объявили, чтобы все письма и фотографии, которые у нас имеются, мы правили бандеролью на родину. (К великому сожалению, мою бандероль мать не получила).
Кроме этого, у нас сняли отпечатки большого пальца. Через несколько дней нас на пароходе «Магадан» отправили на Алеутские острова, на одну из военно — морских баз США, где мы должны были принять тральщики типа «УМС». Прибыли в Колд — бэй, а через день — в Датч — Харбор. Однако тральщиков наших не оказалось. Спустя два дня вышли в Тихий океан и взяли курс на Сиэтл.
При подходе к Сиэтлу радиограммой нас развернули обратно в Датч — Харбор. Как выяснилось, из — за несогласованности корабли, которые мы должны были принять, уже вышли в Датч — Харбор. Когда вернулись в ДатчХарбор, тральщики стояли у пирса. Несколько дней понадобилось для приемки кораблей. Да, после эсминца — это не корабль.
Через неделю вышли в море, взяли курс на Камчатку. Там узнали, что Советское правительство объявило войну Японии. Мы восприняли это как должное.
Во Владивосток шли с опущенными тралами. В районе бухты Отомари тралы подрезали несколько мин, которые при всплытии были расстреляны 45-миллиметровыми автоматами. Вскоре наш тральщик отправили в район острова Сококусанто. Тралением мы занимались около месяца. Много мин подрезали и расстреляли.
К нашему удивлению, иногда подрезали мины времен русско — японской войны.
В моей «карьере» в 1947 году произошли изменения: на нашем тральщике обязанности начфина корабля выполнял доктор, так как по штатному расписанию такой должности не было. А когда доктора демобилизовали, то начфином по совместительству назначили меня — командира отделения рулевых.
Демобилизовывалось старшее поколение, их сменяла молодежь. К тому времени мама переехала в Белоруссию. С ней договорились, что после демобилизации вернемся в Ульяновск.
Но судьба решила иначе. Когда демобилизовался, я поехал в г. Вилейку, чтобы забрать маму. Пару дней отдохнул с дороги и пошел в горком партии, попросил, чтобы прислали из Москвы мою партийную учетную карточку, поскольку последние годы служил в Китае. В те годы 3 мая в стране проходила подписка на заем. И меня попросили, пока направляют запрос, в составе наблюдательной комиссии от горкомов партии и комсомола проехать в один из сельсоветов района на период проведения подписки. Я, естественно, согласился.

В Речковском сельсовете нам предложили поехать в колхоз. Через несколько дней меня вызвали в горком партии. В кабинете заворга сидел мужчина в кожаном пальто. Это был начальник политотдела Куренецкой МТС Третьяков. Заворг сказал, что подписка на заем в колхозе, где я был, проходит очень хорошо, и предложил согласиться на работу помощником начальника политотдела по комсомолу Куренецкой МТС. Я, признаться, необдуманно, кивком головы дал согласие. Третьяков взял меня под руку и вывел из горкома. Усадил в машину, и мы поехали в обком партии в Молодечно. В обкоме партии разговор получил неожиданное продолжение. Выяснилось, что в вилейкском горкоме комсомола не было заведующего отделом кадров и оргинструкторской работы. Поэтому Третьякову пришлось меня уступить.
В районе было 139 комсомольских организаций, и я должен был познакомиться с каждой из них. Поэтому в Вилейке я появлялся только по четвергам — в день заседания бюро, остальное время я находился в «первичках», где обязательно проводил собрания. Под Новый 1951 год сыграли свадьбу с Симой Ильиничной. Она жила в Минске, так , как после окончания политехнического института была направлена в минский автопарк. С большим трудом удалось уволиться из горкома комсомола и вернуться в Минск.
По рекомендации Минского горкома комсомола был избран комсоргом обувной фабрики. За неполных два года работы комсомольская организация выросла в три раза и :оставляла 750 членов ВЛКСМ. Вскоре перешел на Минский автозавод в цех нормалей кладчиком. Поступил в школу рабочей молодежи и через три месяца сдал экстерном экзамены за 10 классов. После этого поступил в автомеханический техникум на вечернее отделение.
И снова меня ждал резкий поворот судьбы. Вызвали в обком партии, пригласили в кабинет первого секретаря. Вошел. Поздоровался. Прямо сидел Мазуров Кирилл Тимофеевич, справа — Машеров Петр Миронович. Первый вопрос задал Машеров: как семейные дела? Я с гордостью ответил, что родился второй сын. Он, улыбаясь, поздравил. Лазуров перешел к делу и сказал, что есть мнение послать меня на работу в сельское хозяйство. В то время из городов направляли в сельское хозяйство в основном на должность председателя колхоза («движение тридцатитысячников»).
Я сказал, что в сельском хозяйстве не работал. Однако Машеров возразил и напомнил о моей работе в Вилейком горкоме комсомола, где основная масса организаций находилась на селе.
Я дал согласие. Три месяца в высшей партшколе при ЦК КПБ я обучался основам сельскохозяйствен~ного производства. Две недели провел в Москве на ВДНХ. По возвращении из Москвы Финский обком партии направил меня в распоряжение Молодеченского обкома партии. Во — первых, потому, что в тех краях я работал в комсомоле, во — вторых, в Молодеченской бласти был недобор «тридцатитысячников». В обкоме послали в Видзовский район. А там в сопровождении второго секретаря райкома меня направили в колхоз им. Вышинсого, где на другой день состоялось отчетно — выборное собрание. Из доклада председателя колхоза следовало, что по итогам 1955 сельскохозяйственного года колхозникам удет выдано по 30 копеек и по 330 граммов зерна на трудодень. Колхозники за год имели от 150 до 300 трудодней. А это значит, что заработавший 300 трудодней получит 90 рублей и 99 кг зерна за весь год! Когда была предложена моя кандидатура на пост председателя колхоза, меня попросили рассказать биографию. Услышав о том, что я в 16 лет добровольно ушел служить на Флот, зал встал и голосовал за меня стоя. Вскоре я забрал из Минска семью. Жили в доме близи правления колхоза и школы. Жена начала работать преподавателем. Вела физику, химию, математику.
Несколько дней мне понадобилось для ознакомления с колхозом, с МТС, но самое павное знакомство было с главным агрономом МТС Виктором Родионовым. Это он аучил меня всему, сделал из меня председателя колхоза.
Как улучшить материальное положение
колхозников? После долгих обсуждений с Родионовым решили с января 1956 года ежемесячно выплачивать аванс в размере 1 рубль а трудодень. В первый год решил строительством не заниматься, только ремонтировал животноводческие фермы. В результате 1956 сельскохозяйственный год закончили благополучно. По итогам года колхозникам было выдано:
на общий трудодень — 5 рублей, на льноводческий — 7 рублей; зерна — 1,5 кг на трудодень. На отчетном собрании колхозники проявили свой восторг. Признаться, я был доволен, но в то же время считал, что выполняю свой долг. Ведь у колхозников была потеряна всякая вера в колхоз.
В 1959 году в районе создавался первый совхоз. В окружении моего колхоза были три отстающих, которые и вошли в совхоз «Видзовский». Я предложил передать в совхоз и мой колхоз. Собрали бюро и согласились. Когда члены бюро разошлись, я попросил первого секретаря освободить меня от работы. Спустя несколько месяцев он удовлетворил мою просьбу. Я возвратился на автозавод, но уже в другой, вновь построенный цех. Работал старшим диспетчером, начальником смены, начальником ПДБ. В цехе работали 1200 человек. Был избран председателем цехового комитета профсоюзов (не освобожденным). Работать приходилось много. Я все же нашел в себе силы окончить белорусский заочный сельскохозяйственный техникум по специальности «Планирование сельскохозяйственного производства». Получил диплом с отличием.
В 1964 году меня пригласили на работу на Минский электротехнический завод. Два года не отпускали с МАЗа, и только в 1966 году меня оформили начальником ОМТС Минского электротехнического завода им. Козлова. Номенклатура материалов и комплектующих была огромна, но я быстро освоил производство. Коллектив отдела успешно справлялся с поставками материалов. Завод набирал темпы роста производства, осваивал впуск новой техники и резко увеличил поставки на экспорт. Отдел работал в тесном сотрудничестве с отделами главного конструктора и главного технолога. Цель была одна — внедрение новой техники, снижение материалоемкости изделий, а, следовательно, снижение себестоимости выпускаемой продукции. Последние годы был заместителем директора завода. На пенсию вышел в 1991 году.
Имею правительственные награды. Когда работал на заводе, дачными делами заниматься не было времени. Поэтому купил в деревне хату, слегка обустроил и назвал ее «домом рыбака и охотника». Посадил сад, обрабатывал огород. Конечно, большая часть времени уходила на рыбалку. В настоящее время «невыездной»: перенес сложную операцию. Обидно, что не смог побывать на Соловках на 60 — летии Школы юнг.
Отметил в кругу семьи. Сыновей — то у меня трое, и два внука, и три внучки. Все прекрасные.