на Главную страницу

КОМАНДИРЫ

КОНТАКТЫ

КОРАБЛИ

История_Соловецкой_Школы_ЮНГОВ

Другие Школы и ЮНГИ




Гончаров Григорий Матвеевич




Гончаров Григорий Матвеевич,военная молодость





из сборника "Соловецкие юнги":

Рассказывает Гончаров Григорий Матвеевич :



Гончаров Григорий Матвеевич В августе 1944 года группа из двадцати двух юнцов 14 — 16 лет была отправлена флотским полуэкипажем Амурской флотилии на Северный флот в Соловецкую школу юнг.
Через полвека нас осталось восемь человек.
По поручению президиума регионального совета юнг зайдя в военкомат Центрального района Хабаровска в надежде отыскать список нашей группы, я поразил его сотрудниц.
Эти женщины стали уверять меня, что детей во время войны не призывали, что этого быть не могло.
В подтверждение дали алфавитную книгу за 1944 год, где регистрировали отправленных на фронт с указанием их года рождения и того, куда направлены.
Призывники были возрастом с 1895 по 1927 год. Нас в этой книге не было.
А я родился в 1930 Стало грустно и обидно. Вот так — нет и все. Дело, наверное, в том, что по всем человеческим канонам детям на войне не место.
Одно дело — пацан прибился к воинской части, кораблю и стал воспитанником.
И другое дело, когда детей 14 — 16 лет официально, после принятия воинской присяги обучают воинской специальности, как было с нами в то давнее страшное время.
Поэтому, видимо, и не сохранили в архивах наши дела.
Но забывать нас нельзя. Как говорится, были и мы рысаками .
Были молоды, полны задора, сил и уходили из дома не в расчете одеться, прокормиться, а чтобы помочь одолеть врага, заменить своих родственников, сложивших головы на фронтах.
Добирались до Архангельска 16 дней. Потом переход на Соловки на военном транспорте «Вятка» в сопровождении тральщика и морских охотников.
Изрядно покачивало. Наблюдая за кораблями, временами скрывавшимися за гребнями волн в туче брызг, мы чувствовали себя настоящими моряками.
Нам было все внове, все интересно.
Расправившись с сухим пайком, Витя Бойко, Витя Тулин, Семен Дьяконов и я, все со станции Литовко Хабаровского края, спрятались за трубой от ветра и с любопытством наблюдали за окружающим.
Это был наш первый выход в море.
Ошвартовались в гавани Благополучия. Красота!
Огромный монастырь из огромных валунов на краю земли.
Потрудились предки. Слава им! Соорудили красоту на века.
Покормили нас флотским наваристым борщом.
Передохнули и утром строем в Савватьево. Я был определен в роту радистов.
Начиналась служба.
Были и наряды вне очереди, и авралы, и гальюны. Марш — броски до горы Секирной и обратно по уши в снегу.
Доставка пиломатериала с разбитых зенитных батарей береговой обороны. Туда идем скоро, налегке, а назад доски и бревна с каждым шагом все тяжелей и тяжелей. Иных ребят освобождали от ноши: дошли бы сами.
Со временем подкормились, закалились и стали быстрее и шустрее, как воробьи перед непогодой.
Стоит услышать «полундра» или свист — и нас уже нет.
Остается только наша шкода. А шкодить — шкодили, ведь по существу мы были еще дети.
Закаляли характер и тренировали выдержку. Кто уж придумал, забыл. Сидим группой в ельнике у костра. Подобрали кусок трубы. Заклепали один конец.
Налили воды и заклепали второй. Подшуровали костер, уложили туда трубу и приступили к тренировке выдержки.
Кто первый сдрейфит? Сидим, переглядываемся, натянуто жиденькими голосами шутим. И вдруг пар, свист, вой.
Мы — то выдержали, а вот труба четко по спирали взмыла выше Соловецких пихт и елей, обдав нас паром, пеплом и углями из костра, хорошо, что никого не зацепило.
Тяга — то реактивная была. Или вот случай. Юнга становился на плацу по стойке «смирно» рядом с поднятым к твоему носу шестом.
Приятель отводит шест в другую сторону и с силой отпускает.
Стоишь, в носу свербит, шест вот уже рядом — только не дрогнуть — пронесло! Устоял, не шелохнулся.
Ну, а если... Сам виноват — слабак.
Но вот началась и учеба. Настоящая, флотская, без скидок на возраст. Готовили нас к военной службе основательно.
Всем было трудно, но радистам вдвойне. Так хотелось спать под нескончаемое «та—та, ти—ти—ти...» 25 декабря приняли присягу. Присягу принимали в кубрике под мерцание вполнакала 127 — вольтовой лампочки. Самый пик полярной ночи. 60 — я параллель по соседству.
В одну из ночей, когда мы пилили и кололи плавник для камбуза, появилось особенно сильное северное сияние. Весь горизонт полыхал, ежесекундно меняя краски.
Побросав колуны и пилы в снег, мы, зачарованные этой красотой, долго стояли, не замечая холода.
Прошли стрельбы. Неплохо! Хоть учись на снайпера.
Появилась ловкость, выносливость, уверенность в себе, и карабинчик прикипел к руке.
Вот так, не досыпая, проклиная поутру свою участь, наматывая промороженные портянки, выскакивали на зарядку. И не болели. Все детские болячки отлетели прочь. Времени у нас было в обрез.
Все расписано по минутам. И все бегом.
Чуть расслабился, старшина тут как тут. Приближалась весна. Мы уже многому научились.
Понимали друг друга, как в дружной чудесной семье. Если зимой, в банный день, юнги кувыркались в снегу, теперь, когда озеро почти вскрылось, выскакивали из бани и с криком «Ширну — мырну, где вынырну» прыгали в озеро.
Вылетали поплавками на поверхность-вода обжигала, ныряли в парную.
Знал мичман Туманцев, чем лечить юнг.
И повторяю:

не болели. Вести с фронтов уже радовали. Мне довелось поднимать свою вторую роту радистов по боевой тревоге в День Победы.
В тот славный день был я дневальным по роте. Около пяти утра мчит со всех ног наш ротный комсорг.
Бушлат нараспашку, бескозырка в руке. Издали кричит: «Гриша!!! Победа!!! Победа!!!»
Влетаю в свой кубрик, и, не отсвистав трель в боцманскую дудку, забыв о ней, рявкнул:

«Подъем! Боевая тревога! Победа! Победа!!!»

Крики, шум. Прошло столько лет, вся жизнь.
Где только не побывал! Превратился из юнца в деда седого, а то майское утро 1945 года так и стоит перед глазами.
Врезалось в память навечно. Учеба заканчивалась, сдавали экзамены и с замиранием сердца ждали:

пошлют ли на Тихоокеанский флот. В числе пятнадцати радистов и пяти штурманских электриков я был направлен на Камчатку, во вновь созданную Камчатскую военную флотилию.

Все пятнадцать радистов были назначены на тольк о что созданный ППРЦ, будь он неладен,— приемно — передающий радиоцентр. Хотелось выть. Рядом эсминцы, фрегаты... Все это парило, посапывало, пофыркивало водичкой. Слышны были склянки, команды по громкой связи, и все не для нас. Обидно до слез. Прибыло командование флотилии во главе с командующим.
Увидев среди краснофлотцев юнг, офицеры удивились:

«А это что за детсад?» Мы и правда были зачуханые, тощие.
Меня и еще четверых юнг, оставили при штабе флотилии на радиобюро.
Троих — В. Шаркова, Б. Подойницына и Ю. Борисова — на передающем. А остальных направили в деревню Авачу, на радиоцентр министерства связи.
Походив пару месяцев на подвахту, мы по уровню подготовки обскакали многих ребят, прибывших из учебного отряда, так как нас тренировали в Школе юнг почти год, а их всего лишь пять месяцев.

Вот так, в 15 лет, я и мои друзья, юнги Северного флота, стали флотскими специалистами без всяких натяжек.
Впереди ждали меня семь лет срочной службы. Менялись только должности: юнга-радист, матрос — радист, старшина команды радистов.
Был не только на Камчатке. Побывал и в Арктике.

Молодость моя и моих друзей отдана Родине — России.
Но и она отметила нас своими наградами. В 1952 году демобилизовался. Не думал: «Как быть дальше?»
Остался верен выбранной еще в 14 лет профессии радиста. Около тридцати лет работал специалистом связи на Камчатке.
И только тогда стал думать о переезде «на материк».
Чтобы получить квартиру в Хабаровске, а точнее «заработать» право на это, 15 лет работал в воинских частях, в различных организациях края.
Девять лет назад достиг своей цели.
Не забываю боевых товарищей — они словно родные.
Часто встречаемся, дружим семьями. Добросовестно работаю в совете ветеранов.