на Главную страницу

КОМАНДИРЫ

КОНТАКТЫ

КОРАБЛИ

История_Соловецкой_Школы_ЮНГОВ

Другие Школы и ЮНГИ




Лощатов Михаил Александрович ,зрелые годы




, военная молодость



из сборника "Соловецкие юнги":


вспоминает Михаил
Александрович
Лощатов :



Родился в 1927 году.
После окончания пятого класса летом 1941 года я уехал на каникулы в деревню (Орловская область), где меня и застала война.

В октябре деревня оказалась на территории, оккупированной немцами.
Боевых действий в нашем районе не было.
Немцы в деревне появились только два раза.
Первый раз в ноябре проходила немецкая тыловая часть и устроила в деревне привал.
Солдаты, входя в дом, хватали все подряд:

хлеб, молоко, кур.
Когда стали забирать носильные вещи, бабушка попыталась защитить имущество, тогда солдат ударил ее в грудь прикладом, и она через три дня умерла.
В соседнем доме немец выбросил на улицу в снежный сугроб двух полуторагодовалых детей только за то, что они плакали и мешали ему отдыхать.
В конце декабря пришла зондер — команда и сожгла всю деревню, наш дом тоже.
Выносить из дома ничего не разрешили, мы выбежали на улицу, успев надеть пальто и валенки. Когда я влез на крышу дома и попытался сбрасывать горевшую солому, по мне дали очередь из пулемета.
31 декабря 1941 года в --деревню вошли разведчики Красной Армии. Все это я пишу как ответ тем, кто не видел живого оккупанта и говорит:

«Зачем вы победили? Сейчас бы мы жили, как немцы живут в Германии».
В марте 1942 года я вернулся в Москву. Стал работать на заводе — сначала учеником, потом токарем. Вступил в комсомол.
Весной 1943 года случайно узнал, что райкомы Комсомола набирают добровольцев в возрасте 15 — 16 лет в военно — морскую школу.
В райкоме меня включили в список кандидатов и сказали, что нужно сдать некоторые документы, в том числе письменное согласие родителей.
Отец в это время был в армии, а мать, конечно, не дала бы согласия.
Тогда я обратился за помощью к знакомой девочке, которая работала секретарем в домоуправлении.
Вместе составили текст разрешения. Она расписалась вместо мамы и поставила печать.
Так я смог попасть в Школу юнг.

В конце августа 1943 года в Архангельске мы проходили последние медицинскую и мандатную комиссии.
На мандатной комиссии я заявил, что хотел бы быть торпедистом или комендором.
Но мне ответили, что Школа таких специалистов не готовит, и предложили учиться на моториста торпедного катера.
На Соловках наша пятая рота мотористов располагалась в Кремле.
Учили нас очень хорошо, так, что на корабли мы пришли уже подготовленными специалистами.

В Школе юнг были не только специальные предметы, но и общеобразовательные дисциплины. Меня избрали комсоргом смены.
Смена — это 25 человек. Учился я легко, практичес ки по всем предметам имел одни «пятерки».
Особых проблем с дисциплиной и распорядком службы тоже не было. Отношение к нам со стороны наших воспитателей было строгим, но справедливым.
Прививали нам и такие понятия, как честь, совесть, любовь к Родине, уважение к товарищам. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю командира роты старшего лейтенанта Лесова, командира смены старшину второй статьи Матвеева, преподавателя по двигателям старшину первой статьи Тарасова.
По окончании Школы, я просился на Балтийский флот, но был направлен на Северный.
В октябре 1944 года вместе с группой юнг прибыл на бригаду торпедных катеров и был зачислен на ТКА — 219 второго дивизиона.
Дивизион состоял из торпедных катеров типа «Хиггинс», полученных из США по ленд — лизу.
Нас, мотористов, к двигателям «Паккард», стоявших на катерах, сразу не допустили, а направили на краткосрочные курсы по изучению правил эксплуатации на базу малых охотников (губа Кувшинка).

И только после окончания этих курсов в ноябре 1944 года я стал членом экипажа ТКА — 219.
В это время немецкие надводные корабли в Варангер — фиорде и других районах, прилегающих к северу Финляндии и Норвегии, уже перестали появляться.
Так что в торпедных атаках я участия не принимал и никаких подвигов не совершал.
Просто выполнял трудную, тяжелую работу. Наш ТКА — 219 до окончания войны ходил в сопровождение конвоев.
Ходили на пределе дальности:

до 20 и более часов. Шли со скоростью охраняемых транспортов 8 — 12 узлов. На таких скоростях естественная вентиляция (принудительной не было) не обеспечивала нормальную температуру в моторном отсеке, она поднималась до 40 градусов.
Добавьте к этому еще и качку, на Баренцевом море редко бывает хорошая погода.
На базу катер приходил, как ледяная глыба.
Между рубкой и торпедным аппаратом не пройдешь, леер на корме превращался в канат, за который и не ухватишься.
И вот после такого изнурительного похода вся команда, за исключением радиста, начинала скалывать лед и приводить катер в порядок.
А затем мы, мотористы, спускались в моторный отсек и делали приборку еще и у себя.

Особенно трудно было в маневровой базе Пуманки.
Там была водомаслогрейка, где мы из двух или трех сортов моторного масла готовили смазочное масло для двигателей «Паккард».
Потом, залив его через шелк в металлические банки емкостью 20 — 25 литров, заливали масло в двигатели.
А бензин заправляли вручную. В бухте стояла баржа с бензином, на ней был ручной насос типа пожарного.

И вот, вдвоем с его помощью наполняли четыре топливных бака, каждый емкостью 2,5 тонны.
Очень часто ходили с большими охотниками в ночной поиск немецких подводных лодок.
У больших охотников была хорошая акустика, а у нас хорошая скорость. Услышав , охотник давал пеленг, и катер на большой скорости шел в тот район, начинал бомбить.
Если мне не изменяет память, то катер брал на борт 10 — 12 глубинных бомб.
Из таких походов и складывалась моя служба во время войны.
Из военных эпизодов мне хотелось бы рассказать об одном. Немецкие подводные потопили два транспорта — наш «Онега» и транспорт союзников.
Мы начали спасать людей с «Онеги».
Бросили бросательный конец на переполненную шлюпку (там о человек 15). Шлюпка потеряла управление, ее развернуло бортом к волне, и она перевернулась.
Люди оказались в воде на расстоянии 15 — 20 метров от катера. Нам удалось спасти только 6 человек.
Всех спасенных быстро спустили в моторный отсек, сняс них мокрую одежду, сняли с себя сухую — кто что мог — и переодели ребят.
Боцман ес принёс анкерок с водкой, налил всем по кружке.
После этого ребята пришли в себя и даже начали шутить.
В это же время мы приняли часть экипажа транспорта союзников.
шлюпка подошла к катеру, и мы подняли не меньше 15 человек. Все были в сухой одежде.
Только у двоих сырая обувь, а один из них был в мокрых шерстяных носках.
Этих их спустили в моторный отсек. Я заметил, что один из них сильно дрожит , даже после выпитой водки.
Подумал, что это от холода, подошел к нему, снял мокрые носки и начал растирать ему ноги.
И вдруг этот человек заплакал как ребенок. И только тут я , что дрожал он от нервного потрясения.

Почему до сих пор помню этот, казалось бы случайный, эпизод? Да потому, что он мне разницу в боевой подготовке, а, стало быть, и поведении наших матросов и матросов союзников в экстремальных условиях.
Мое участие в этом эпизоде, как и во всех походах, заключалось в обеспечении бесперебойной работы мотора и, следовательно, маневрирования катера.
Весь экипаж ТКА9 я и сейчас помню по именам и фамилиям.
Особенно дороги мне командир отделения мотористов Коля Болденков и старший моторист Леша Барышков.
Чем примечателен послевоенный период службы?
Вскоре после войны, в июне или е 1945 года, я был зачислен в спецкоманду (ЭОН — 2).
В составе этой команды два ходил в Вильгельсгафен (база немецкого флота на Северном море) для приемки и перегона трофейных немецких торпедных катеров в нашу зону оккупации.

- В сентябре 1946 года меня направили в учебный отряд Северного флота на Соловки.
Учили нас на специалистов второго класса и командиров отделения.
Так что на Соловках я побывал дважды.
Во время учебы исполнял обязанности командира курсантской -смены
За успехи в учебе был сфотографирован у развернутого Знамени чести.
После учебы продолжил службу на своем старом (немецком) ТКА — 1022.

В октябре 1947 года меня зачислили в батальон Северного флота для подготовки к параду в Москве.
7 ноября в составе сводного полка ВМС принимал участие в параде Победы на Красной площади. В августе 1948 года был направлен в Ленинград в спецкоманду.
Там вместе с заводскими рабочими принимал участие в ходовых испытаниях первых послевоенных отечественных торпедных катеров типа ТД — 200 с дизельными двигателями.

Затем с группой катеров по железной дороге через всю страну от Ленинграда до Владивостока прибыл на Тихоокеанский флот, где был направлен командиром отделения мотористов во второй гвардейский дивизион бригады торпедных катеров.

Что запомнилось от службы на ТОФе?
Поход в Северную Корею и участие нашего ТКА — 842 в праздновании Дня ВМФ во Владивостоке с имитацией торпедной атаки с постановкой дымовой завесы.
Демобилизовался я в 1950 году. В гражданскую жизнь вошел не без проблем. Мне хотелось работать на авиационном заводе, на испытательной станции. На станцию не взяли, хотели послать на сборочный конвейер, но я отказался.

В речном пароходстве предложили работать четвертым механиком на теплоходе или, как я говорю, «масленщиком».
Тоже отказался — не интересно. Ведь за время службы я эксплуатировал авиационные двигатели и быстроходные дизели мощностью 850 — 2500 л.с., производил текущий, средний ремонты.

А на теплоходе стоял тихоходный дизель мощностью 350 л.с. Попытался учиться в школе паровозных машинистов. Очень хорошие условия:
учиться три года, из них 1,5 года практика.
Школа выпускала уже машинистов. Но беда в том, что там готовили только паровозников и машинистов электровозов.
А машинистов тепловозов в то время готовили только в Ташкенте.
Снова уезжать из дома после семи лет службы не захотел.
И пошел работать в гараж мотористом по ремонту автомобильных двигателей.
Чтобы лучше знать новое дело, сначала окончил курсы шоферов, а затем 1,5 года учился на курсах автомобильных механиков.
К концу «рабочей карьеры» у меня был седьмой разряд слесаря — ремонтника, и несколько последних лет я работал бригадиром.

Но к этому времени я пришел к твердому убеждению:
необходимо серьезное образование.
И после окончания курсов я поступил в седьмой класс вечерней школы, а в 1956 году — на вечернее отделение Московского автомобильно-дорожного института.
Институт закончил по специальности «инженер —механик автомобильного транспорта».
Работал на предприятиях автомобильного транспорта, в основном в автобусных парках.
Слесарь, бригадир слесарей, мастер, инженер технического отдела, заместитель главного инженера, начальник производственно — технического отдела предприятия.
В 1965 году перешел в Министерство энергетики и электрификации СССР. Работал старшим инженером строительно — монтажного главка, затем 12 лет — главным механиком строительно — монтажного главка.

А последние 8 лет, до ухода на пенсию, был начальником отдела строительно —монтажного объединения.
И главк, и объединение осуществляли строительство и монтаж гидроэлектростанций. Главк — в европейской части СССР, объединение — на всей территории Союза.
В некоторых регионах страны строили и тепловые электростанции, и промышленные объекты. В Армении построили Армянскую АЭС.
Работа была трудная, но интересная, с частыми выездами на объекты строительства.
С 1992 года нигде не работаю. Осталось немного рассказать о семейной жизни.
Она, как считаю, сложилась у меня нормально, хорошо. Жена также закончила вечернюю школу и вечернее отделение институга.
Жили мы с ней, да и сейчас живем, дружно, без скандалов. У нас две дочери :

Старшая дочь закончила МГУ и там же защитила кандидатскую диссертацию; младшая ;дочь имеет два высших образования: педагогическое и юридическое Обе дочери замужем, работают и имеют детей. Не боясь высоких слов, считаю главным оставаться Человеком, не предавать друзей, товарищей, быть верным своему слову.
Как говорится:

«Не давши слова — крепись, а давши — держись».
Имею правительственные награды.
Думаю, многие черты характера воспитала во мне Школа юнг. Ведь именно там происходило становление личности, гражданина своей страны.
Школа учила не бояться трудностей, добиваться поставленных целей.
Уважать товарищей, не прятаться за спины других, не уходить от ответственности, любить Родину.
Это и многое другое, полученное в Школе юнг и на флоте, было и есть со мной на протяжении всей жизни.