на Главную страницу

КОМАНДИРЫ

КОНТАКТЫ

КОРАБЛИ

История_Соловецкой_Школы_ЮНГОВ

Другие Школы и ЮНГИ




Пикуль Валентин Саввич ,зрелые годы




Пикуль Валентин Саввич , военная молодость



из сборника "Соловецкие юнги":




Редакция попросила вдову Валентина Саввича Пикуля
рассказать о его жизни и творчестве.
Антонина Ильинична Пикуль предложила свою
вступительную статью к первому полному собранию сочинений писателя в 28 томах,
изданному в 1992— 98 годах Международной ассоциацией писателей-баталистов
и маринистов. Перепечатываем статью с некоторыми купюрами.
:



Родился Валентин Пикуль в 1928 году в Ленинграде на Обводном канале. Его отец Савва Михайлович Пикуль был родом из украинских землепашцев, мать Мария Константиновна Каренина — из крестьян Псковской губернии.
Любознательный с детства ,Валя хотел учиться и учился хорошо, но так уж сложилась судьба,
что закончил он всего пять классов.

Началась война...
Ему пришлось испытать и пережить все ужасы первой ленинградской блокадной зимы.
Наравне со взрослыми дежурил он на крыше своего дома и сбрасывал зажигалки,
а весной 1942 года по «Дороге жизни» был эвакуирован в Архангельск.
Весь покрытый вшами, с выпадающими от цинги зубами, на больных, трясущихся от слабости ногах,
предстал тринадцатилетний Валентин перед
своим отцом, в то время еще воевавшим на Беломорской военной флотилии, но уже подавшим рапорт об уходе на фронт.

Комиссара корабля — Савву Пикуля — ждали промерзшие окопы Сталинграда,
из которых он уже никогда не вернется.

В день своего четырнадцатилетия Валентин убежал из дома — его звала романтика. Он хотел стать моряком, как и его отец, который служил на красивых и стремительных кораблях — миноносцах.
Валентин выглядел тогда еще совсем ребенком — небольшого роста, узкоплечий с землистым цветом лица (последствия блокадной зимы), и, чтобы попасть на флот, он прибавил себе один год.

Во флотском полуэкипаже собралось более тысячи таких мальчишек, которые всеми правдами и неправдами добивались у командования быть удостоенными чести служить на флоте.

До войны Валентин занимался в кружке юных моряков при дворце пионеров и имел некоторые познания о море и морской службе. На собеседовании он, как заправский моряк, скороговоркой перечислил названия всех румбов компасной картушки, рассказал о морских узлах...

и это решило его судьбу — ему выдали форму.
И не беда, что фланелев ка опускалась ниже колен, а брюки приходилось стягивать ремнем прямо подмышками — он был счастлив и горд, как никогда в жизни!

Зимой 1942 года Валентин Пикуль принял единственную в своей жизни присягу, которой и остался верен до конца своих дней, о чем он напишет в автобиографической повести «Мальчики с бантиками».

В Школе юнг Валентин приобрел специальность рулевого — сигнальщика.
Наступил день распределения выпускников. — Юнга Валентин Пикуль. Как ленинградец, наверное, на Балтику хочешь?
— Нет, — ответил он. — Если можно — в Заполярье, только на эсминцы.
Так Валентин Пикуль сделал свой выбор и никогда в нем не раскаивался.
Исполнилась заветная мечта юного моряка — он получил направление на эскадренный миноносец «Грозный» Северного флота. Начал он служить рулевым, но рулевой из него получился, по определению самого Валентина Саввича, никудышный.
Тогда он переквалифицировался на штурманского электрика и с высоты мостика спустился на самое днище корабля.

Наравне со взрослыми по двенадцати часов в сутки нес он вахту — доверие к юности в годы войны было огромное, а юнги никогда не подводили.
Шла жестокая кровавая война. И я порой думаю:

не будь у него флотской закалки, не служи он на море, не стал бы он и писателем.
Валентин Саввич часто вспоминал о том времени, и один из его рассказов навсегда врезался мне в память...

Эсминцу «Грозный» для выполнения поставленной боевой задачи необходимо было совершить дерзкий прорыв.
На войне всегда страшно, но человек привыкает к опасности.
Перед началом операции к Валентину в гиропост спустился штурман и сказал:

— Предстоит выполнить важное задание — прорваться сквозь блокаду немецких подводных лодок.
Это сложно и опасно, но от тебя требуется только одно — внимательно нести вахту, обеспечить бесперебойную работу электронавигационных приборов.
Уходя, штурман угостил его шоколадом. Судьба оказаЛась милостивой к Валентину:

он не был даже ранен.
Правда, однажды его смоет высокой волной, и команда эсминца спасет юнгу.
Но это будет потом, а сейчас...

Со времен войны у Валентина Пикуля сохранился блокнотик, куда он записывал события, очевидцем которых был, вносил имена людей, с которыми его сталкивала судьба.
Значит, уже тогда он чувствовал,что все зто может стать со временем бесценным историческим материалом.
Предчувствовал свою писательскую судьбу?
м В шестнадцать лет Валентин Пикуль стал командиром боевого поста.
На всю жизнь он запомнил своих суровых учителей — наставников, двух профессионалов — старшину — аншютиста Лебедева из Москвы и псковича краснофлотца Васильева.

Завороженными глазами юнга смотрел на то, как они обращаются с чуткими и сложными приборами.

Вскоре старшину Лебедева направили с караваном в Англию, и Валентин стал нести вахту самостоятельно. Школа юнг штурманских электриков для флота не готовила, и Валентин Пикуль, наверное, был единственным юнгой — аншютистом, несшим вахту возле приборов, обеспечивающих кораблю истинный курс.

Вот фрагмент из комсомольской характеристики:
«... На корабле пользуется авторитетом среди комсомольцев. Читает много художественной литературы, это говорит о его высокой культуре... В боевых походах и при встрече с противником себя ведет спокойно,
работает на боевом посту смело, четко.»

Служба на флоте определила жизненный путь Валентина.
Она привила ему такие , качества, без которых немыслим писатель:

настойчивость, целеустремленность, душевную зоркость, способность критически оценивать себя и окружающих и — самое глав'. ное! — любовь к тяжелейшему каждодневному труду. Ему не исполнилось и семнадцати лет, когда закончилась война и он вернулся в Ленинград.
Мать поразилась, как сын повзрослел за три года — стал настоящим мужчиной.
Отставной юнга был зачислен на подготовительное отделение военно — морского . училища в Ленинграде.
Курсанты училища были людьми достаточно грамотными, многие с восьми — десятиклассным образованием, у многих за плечами был опыт войны.
И разве мог юноша с пятью классами школы и тремя годами службы на флоте решать так же свободно, как они, трудные задачи по алгебре, физике, геометрии?
Ему нравились уроки литературы и истории, нравилось изучать иностранный язык.
Его тянуло к заветной тетради, в которую он записывал свои мысли, свои первые литературные опыты.
Все то, что увидел в годы чудовищной и страшной войны, он должен был сохранить в памяти и рассказать людям.

Весной 1946 года его не допустили до экзаменов из — за неуспеваемости и исключили из училища.
Для него это было страшным ударом. Еще большее потрясение Валентин испытал, когда получал расчет:
интендант приказал ему сдать ботинки.
Стоял жаркий ' летний день.
Валентин шел по улицам Ленинграда, и горячий асфальт обжигал ему подошвы, а на глаза наворачивались слезы.
Потом, словно очнувшись, он побежал обратно, , в вещевую часть.
Здесь он выложил интенданту все, что думал о нем, и спросил, зачем ,в таком случае он воевал и кого защищал.
Интендант сжалился над юношей и выдал ему разбитые ботинки сорок пятого размера, в которых он с трудом пешком добрался до дома — денег на билет не было.

Вспоминая о своей юности, Валентин часто рассказывал об этом случае, всегда волновался, заново все переживая, и неизменно добавлял: «В войну было легче».

С учебой не получилось. Что делать дальше?
Чем заняться? На эти вопросы и не только на них хотел найти ответы юный ветеран войны.
Прочитав книгу А. Зонина «Морское братство», Валентин Саввич воскликнул:

«Если бы мы воевали так, как описано здесь, то никогда бы не победили!
Я напишу лучше, во всяком случае, честнее», — сказал он и сел писать.

Роман «Океанский патруль», вышедший в 1954 году в издательстве «Молодая гвардия», посвящен «Памяти друзей — юнг, павших в боях с врагами, и светлой памяти воспитавшего их капитана первого ранга Николая Юрьевича Авраамова».

С этого романа началась литературная судьба Валентина Пикуля. В 1956 году его приняли в Союз писателей.
В 1961 году вышел первый исторический роман Валентина Пикуля «Баязет», который автор считал началом своей творческой биографии.
В автобиографии Валентин Саввич подчеркивал, что толчком к созданию романа «Баязет» послужили, как это ни странно, события сегодняшнего дня.

Найти свое время, свою тему, своего героя помогла тогда Валентину Пикулю книга Сергея Смирнова «Брестская крепость».

Прослушав по радио очередную главу из этой прекрасной книги, Валентин вспомнил, что подобные примеры мужества и героизма уже были в нашей истории — похожее было в Баязете.
Изучая ту или иную эпоху, документы, воспоминания, архивы, Валентин Саввич при помощи живого слова пытался воскресить историю, передать атмосферу того времени, показать героизм и беззаветную преданность наших предков, верой и правдой служивших Отечеству.
Малоизвестному эпизоду посвящен небольшой по объему роман «Париж на три часа».
Напомню, что события, отображенные в романе, относятся к эпохе Отечественной войны 1812 года, но разворачиваются они не в России, а во Франции, когда республиканцу генералу Мале в отсутствие Наполеона, находящегося в Москве, удалось на три часа захватить власть в Париже.
Генерал мечтал направить ход истории по пути мира и дружбы с Россией и заодно вернуть Францию в лоно Революции.
К теме Отечественной войны 1812 года Валентин Саввич вернется еще раз и напишет роман «Каждому свое».
Оба романа объединяет тема республиканской оппозиции генералов Моро и Мале единоличной диктатуре Наполеона.
На вопрос: «Кто Ваш любимый писатель?» — Валентин Саввич среди прочих имен неизменно называл имя Михаила Евграфовича Салтыкова — Щедрина.
В сатирическом духе Салтыкова — Щедрина написан роман Валентина Пикуля "На задворках великой империи" , навеянный, кстати, событиями пятидесятых — шестидесятых годов прошлого столетия. Роман вышел в сокращенном варианте и вот почему: заметной фигурой в произении должен был стать Петр Аркадьевич Столыпин.
А в те годы упоминать о Столыпине можно было только как о реакционере и мракобесе. Валентин Саввич был влюблен зту личность.
Портрет Столыпина постоянно висел в его рабочем кабинете над письнным столом. К образу этого человека писатель возвращался неоднократно (роман «У последней черты» — «Нечистая сила»).

Но о чем бы он ни писал, его взор все чаще и чаще обращается к морю, к морской тематике.
Северному флоту писатель посвятил четыре книги:

«Океанский патруль», "Мальчики с бантиками", «Реквием каравану РQ — 17», «Из тупика».
На Балтийском флоnt разворачивается действие романа «Моонзунд».

О моряках Тихоокеанского флота рассказывается в романах «Крейсера», «Богатство», «Три возраста Окини — сан», "Каторга"
Валентин Саввич вынашивал замысел романа о Черноморском флоте «Пирамиды».

Тема минувшей войны заняла большое место в творчестве Валентина Пикуля.
Разбирая архив писателя, я обнаружила рукопись романа «Реквием каравану РQ — 17».
На ттульном листе рукой автора было начертано:

«Памяти моего отца, Саввы Михайловича Пикуля, который закончил свою нелегкую жизнь в руинах Сталинграда, будучи комиссаром батальона морской пехоты».
Но это посвящение отцу появится только двадцать лет спустя в романе «Площадь павших борцов».
«Реквием» Валентин Саввич считал своей настольной книгой:
она всегда находилась у него под рукой, всегда была в работе.
В первоначальном варианте роман, опубливанный в пятом номере журнала «Звезда» за 1970 год, содержал всего двести страниц.
Читатель «изумился», «сопережил» и откликнулся мощным потоком писем, в которых добрые слова перемежались с воспоминаниями, дополнениями, уточнениями.
И писатель, благодарный своим читателям, вновь сел за стол, чтобы дописать роман. Последняя книга Валентина Пикуля тоже о войне — о Сталинграде.
Она осталась незаконченной. Валентина Саввича всегда интересовали события из более отдаленных времен, в данном случае его заставило взяться за перо чувство сыновнего долга перед отцом.

Посвящая эту книгу памяти отца, писатель брал на себя большую моральную ответенность:

он должен был написать произведение, достойное того героического времени.
Память об отце у Валентина Саввича была неразрывно связана с такими понятиями, как «долг», «совесть», «честь».
И скорбь об утрате отца усиливалась от сознания, насколько эти человеческие ценности деградировали в народе.

Видимо, поэтому на вопрос:

«А что же было в то время у нас хорошего?» — на страницы книги выплеснулось из самого сердца писателя:

«Народ был хороший — лучше нас с вами.
И любовь к великой Отчизне, даже в те злодейские времена, народ испытывал гораздо большую, нежели сейчас принято». Вот такое оно было, часто охаиваемое ныне, поколение.

Несколько необычная, но, в общем, счастливая судьба выпала на долю сентиментального романа «Три возраста Окини — сан».

В библиотеке Валентина Пикуля был довольно богатый материал, необходимый для работы над этой темой.
В 1986 году в Ригу приехал писатель, ученый, большой знаток истории русско — японских отношений господин Мосахиса Судзукава (переводчик и издатель романа «Три возраста Окини — сан» в Японии).
Валентин Саввич преподнес ему два портрета гейши Окини — сан, которые были в его коллекции.
Судзукава — сан был очень обрадован и крайне удивлен. Так уж случилось — о ней забыли на родине.
А вот в нашей истории она сохранилась. Выход книги на японском языке явился заметным событием в культурной жизни Японии.
В Генконсульстве города Осака 28 июля 1989 года была проведена пресс — конференция с большой художественной программой.
Как важно сейчас, в сложное, неспокойное время, лелеять еще не окрепшие ростки дружеских, добрососедских отношений и совместными усилиями воскрешать забытые страницы истории и культуры!

К этому всегда стремился Валентин Саввич. В 1987 году увидела свет заключительная часть тетралогии о Дальнем Востоке— роман «Каторга».
Тяжело шла работа над этой книгой, гораздо легче писались два тома «Фаворита». Возможно, сказались постоянные физические и эмоциональные перегрузки, характер материала, тема — не о райском уголке писал Валентин Пикуль, а о заброшенных задворках империи, ставших местом ссылок и тюрем.

Русско — японская война вызвала среди каторжан большой переполох, породила различные настроения и надежды на перемену судьбы. Даже те, кто считали себя навеки потерянными, сохраняли робкую надежду на освобождение.
И в это время военный губернатор Сахалина объявил указ государя о том, что «каторжникам, которые захотят записаться добровольцами против врага, считать один месяц каторги за один год».
Около девяти тысяч человек из числа каторжан записались добровольцами. Каторга не вытравила в душах дружинников чувства любви к Родине.
Работая над романом, вживаясь в ту эпоху, Валентин Саввич изучал блатной язык каторжан. Иногда в шутку он, разговаривая со мной, вставлял в речь эти жаргонные словечки — и мне становилось не по себе.
Однажды ночью, проснувшись, я услышала, как Валентин Саввич разговаривает со своим героем. Честно признаться, было немного жутковато...

А когда он стал «убивать» Кутерьму, я не выдержала и спросила:

— Кто ты на самом деле? Может быть, тоже каторжник?
— Да, я действительно каторжник. Только у меня «сладкая каторга», я себя сознательно обрек на нее.
Могу откровенно подтвердить:

он нисколько не преувеличивал — вся его жизнь прошла от одной книги до другой, всю жизнь просидел он с согбенной спиной за своим письменным столом, без в ыходных, праздников, отпусков.
Его жизнь напоминала каторгу. — Итак, я вернулся с каторги, — шутил он.
— Теперь можно и отдохнуть.
Переходил из рабочего кабинета в комнату, где находилась коллекция портретов, и снова садился работать, но уже не принуждая себя, а доставляя себе удовольствие— изучал новый материал, собирал библиографию для новой книги.
Валентин Саввич часто посещал боевые корабли. И обязательно спускался в гиропост, преподносил одну из своих книг с дарственной надписью вахтенному матросу, как правило, терявшемуся от неожиданности.

Бывший аншютист осматривал, ощупывал гирокомпас, задумывался...
И наверное, в эти минуты уносила его память в не очень далекое прошлое, в свою боевую, так быстро прошедшую, но рельефно запечатленную в душе юность.
В гнропосту Валентин Саввич преображался.
Вникал в тонкости службы, обязательно расспрашивал матроса о его жизни, образовании, гражданской специальности, интесовался тем, что он читает, о чем думает, мечтает.

Обычно вначале вахтенный стеснял, но потом беседа становилась более интересной и доверительной.
Присутствие адмиралов всегда смущало матросов, и Валентин Саввич нередко просил сопровождающих оставить его наедине с матросами.
Он любил откровенную беседу и держал себя с моряками как равный с равными.
Такие встречи окрыляли писателя, они давали ему заряд дрости и энергии на последующие «ночные вахты».

Он до конца своих дней сохранил пламенную любовь к морю и морякам.
И они отвечали ему взаимностью. (Умер Валентин Саввич Пикуль в 1990 году.)

И не случайно именно моряки первыми увековечили память о Валентине Пикуле, присвоив его имя одной из улиц Североморска — малой столицы Северного флота.

Вот так и прошла вся его короткая, но удивительная жизнь.
«Я сделал все, что мог, а не смог, пусть сделают другие».

Список произведений
Валентина Пикуля
(по алфавиту)
Барбаросса
Баязет
Богатство
Битва железных канцлеров
Звезды над болотом
Из тупика (два тома)
Каждому свое
Каторга
Крейсера
Миниатюры (три тома). Выходили под разными названиями (всего 151 миниатюра)
Мальчики с бантиками
Моондзунд
На задворках великой империи (два тома)
Нечистая сила
Океанский патруль (два тома)
Париж на три часа
Пером и шпагой
Слово и дело (два тома)
Ступай и не греши
Реквием каравану РQ—17
Три возраста Окини — сан
Фаворит (два тома)
Честь имею
Книги Валентина Пикуля переведены на 32 языка мира,
в том числе на
английский, немецкий, французский, японский, китайский.
Виктор Ягодкин. Воспоминания о Пикуле Эти воспоминания о Валентине Саввиче Пикуле написаны бывшим сослуживцем талантливого писателя, членом Союза писателей Санкт-Петербурга и Ленобласти — Виктором Ягодкиным. Воспоминания, безусловно, вызовут интерес у всех, кто любит произведения В. Пикуля и свято чтит память об авторе столь замечательных исторических романов, о безвременно ушедшем из жизни и полюбившемся миллионам читателей писателе, неутомимом труженике и просто порядочном, интересном человеке. Мы стояли в две шеренги и вслушивались в голос нашего наставника — мичмана Панина: — Егорушкин? — Есть! (это будущий контр-адмирал) Сергунин? — Есть! Ягодкин? — Есть! Пикуль? — Есть! (это будущий писатель). Каждый день на вечерней поверке он стоял в первой шеренге, и я смотрел в его стриженый затылок, совсем не предполагая, что смотрю в затылок будущего автора столь многочисленных, интереснейших исторических романов. После отхода ко сну над побережьем Соловецких островов всю ночь шумел ливень. Медленные молнии освещали волны, бившие о берег, растрепанные низкорослые березки и наши землянки, похожие на корабельные каюты. Осенью, когда уже падал снег, мы — юноши от 14 до 16 лет, — выкопали котлованы для этих землянок, в которых потом и жили; а одинокое здание бывшей тюрьмы было переоборудовано нами в учебный корпус. Это и была теперь первая в стране школа юнг Военно-Морского Флота. Нас было более тысячи юнцов — исхудалых ребят из разных областей страны, и среди прочих Валентин Пикуль. Помню этого щупленького паренька в тельняшке не по размеру, в расклешенных брюках (явно перешитых по морской моде того времени) и в бескозырке с ленточками, как у всех нас, завязанных бантиком. Тогда он представлялся мне несколько замкнутым, мечтательным юношей с умным, чуть-чуть озорным взглядом подростка, сбежавшего из дома и самостоятельно прибывшего в школу юнг. Позже мы познакомились ближе, когда отбывали наряд на камбузе — чистили картошку в то время, когда все уже спали... В разговоре он был не навязчив, речь его не страдала от слов — “паразитов” и непотребных выражений. В нем уже в то время заметны были признаки природного интеллекта, и это заставляло говорить с ним в том ключе, какой он предпочитал при общении. Я никогда не видел его на спортивной площадке, зато все свое личное время он проводил обычно в нашей бедной школьной библиотеке. Летом 1943 г., в самый разгар войны, мы приняли присягу, освоили специальность и наравне со взрослыми заняли свои места на боевых кораблях. В школе юнг мы встретили настоящих учителей, умных, знающих морскую службу наставников. Среди офицеров школы были незаурядные, крупные личности. Таким был Николай Юрьевич Авраамов, начальник школы юнг. Мальчишки любили его как отца родного. Это ему Валентин Пикуль посвятил свой первый исторический роман “Океанский патруль”. Большой специалист по морскому делу, автор многих учебников, офицер старой закалки (еще царского флота), широко образованный, отлично воспитанный, гуманный и тактичный, он был образцом во всем. До последних дней своей жизни В. Пикуль поддерживал теплые дружеские отношения с семьей Авраамовых и на титульном листе сентиментального романа “Три возраста Окини-сан” написал: “Супружеской чете Авраамовых — Эре Павловне и Георгию Николаевичу, в семье которых уже три поколения служат Отечеству на морях”. С осени 1943 г. В. Пикуль был зачислен в экипаж эскадренного миноносца “Грозный” Северного флота, на котором он и воевал до конца войны. Я же был отправлен на корабли Балтийского флота. С тех пор я не видел его до 1978 года. Пикулю было 17 лет, когда война закончилась нашей победой и он предпринял попытку поступления на подготовительное отделение Ленинградского военно-морского училища. Однако с 5-классным образованием Валентину наверстать упущенное не удалось. К тому же интересы его вращались далеко от задачек по алгебре, он тайком уже “пописывал”. Весной 1946 г. Пикуля не допустили до экзаменов из-за неуспеваемости, исключив из списков училища. Это был большой удар для него. Интендант потребовал сдать вещи, в том числе и ботинки. Валентин повиновался старшему по званию и босиком побрел по улицам Ленинграда. Стоял жаркий день. Асфальт обжигал подошвы, а слезы заливали ему глаза. Наконец, как будто очнувшись, он быстро побежал обратно в училище. Обида переросла в ярость: так для кого же он воевал, кого защищал?.. Интендант не выдержал напора и выдал ему изодранные ботинки 46-го размера, вместо 39-го, в которых тот еле-еле доковылял до дома, ибо денег на трамвай не было. Рассказывал он мне этот эпизод уже в 1978 году и неизменно добавлял: “В войну мне было легче, было легче...”. Живя без всяких удобств у деда-дворника в мансарде 6-этажного дома, он, после случайных заработков, писал, писал и писал... Глядя на него, дед с сочувствием советовал: “Валька, иди лучше пивом торговать, — на пене больше заработаешь, чем коптить крышу свечами”. Но Пикуль, благодаря своему упорству, стал все-таки писателем. И каким писателем! После смерти Сталина в Союз писателей долго никого не принимали и только в 1956 году начали приглашать в Союз тех, кто этого ждал. На него обратили внимание Вера Панова и Юрий Герман, которые рассмотрели в молодом парне в тельняшке будущего талантливого писателя, который, оправдывая их надежды, поднимет на-гора залежи нашей отечественной истории. Теплым майским утром, выходя из своего кабинета, Ю. Герман заметил томящегося в его приемной В. Пикуля: “Вот видите этого доходягу, — обратился он к собеседнице — Вере Пановой, — это писатель Валентин Пикуль, мы его будем печатать”. И действительно, первый его исторический роман “Океанский патруль” был вскоре опубликован в Ленинградском отделении издательства “Молодая гвардия”. Но Пикуль так и остался талантливым самоучкой. Такому трудолюбию можно только позавидовать. Работал он, как правило, ночью, прихватывая еще и часть дневного времени. Работал “на износ”, даже когда болел. Для него не было выходных и праздничных дней — он весь ушел в историю и литературу. Вся его комната и даже коридор были завалены книгами, которые он приобретал, тщательно подбирая для дела, самые необходимые. Кроме этого, он собрал уникальную коллекцию портретов исторических личностей, которых нельзя было найти ни в архивах, ни в библиотеках. И все-таки в литературе В. Пикуль всю жизнь был гоним — в полном смысле этого слова: историки долго не признавали в нем коллегу, так как он не имел “бумажки”, дающей право таковым считаться, писатели (из зависти) не признавали в нем художественного дара, критики — эти партийные подхалимы, полностью зависимые от малообразованных вождей, внушали читателям, что это “второсортная” литература, а обкомы и ЦК КПСС были явно недовольны тем, что такой талант, как Пикуль, не направлен в сферу восхваления “мудрой” политики партии и правительства. Вспомним для примера роман “У последней черты”, когда в бой против одинокого писателя пошла “тяжелая артиллерия” в лице М. Суслова, так и не дождавшегося, вызванного “на ковер” опального Пикуля. Но Пикуль все-таки пришел в отечественную историческую словесность. Пришел в нее вовремя, чтобы открыть сокрытое, показать историческую перспективу, ибо у великого народа — великая история, великое будущее. В его записках есть, между прочим, такая запись: “...Был у меня “веселый” период в жизни, когда мои книги все подряд власти отвергали, а начальство, сидящее на Олимпе, вполне откровенно заявляло: “Пикуля будем печатать только после его смерти!” Может быть, именно поэтому меня особенно волнуют судьбы писателей, которых издавали “посмертно”. В чем же заключается феномен Валентина Саввича Пикуля? Кто он такой? Среди читателей ходили о нем легенды, иногда прямо-таки анекдотичные. Так, некоторые из читателей думали, что этот писатель жил в XVIII веке, поскольку многие его произведения посвящены этому столетию, другие утверждали, что Пикуль — писатель английский (“фамилия не наша”)... Нет! Не иностранец восхищался умом и талантом русского человека. Так мыслить и писать мог только русский писатель — патриот. А фамилия досталась ему от предков — украинских казаков по отцовской линии. Родился Валентин Саввич Пикуль 13 июля 1928 года на окраине Ленинграда, близ Пулково, в простой семье, имевшей прочные крестьянские корни. Отец — Савва Михайлович Пикуль — из крестьян, мать — Мария Константиновна Каренина — из крестьян Псковской губернии. Пережив самую страшную первую блокадную зиму в Ленинграде, весной 1942 года Валентин был эвакуирован в Архангельск, где в то время на Беломорской военной флотилии воевал его отец, и в 14 лет, гонимый голодом, уходит из дома, чтобы поступить в школу юнг на Соловках. После войны он жил в Ленинграде, сначала на Детскосельской ул. (дом не сохранился), а потом, до 1961 года, на 4-й Красноармейской в доме № 16. Однако под давлением Даниила Гранина и обкома партии он был вынужден переехать в Ригу. Пикуль в равной мере принадлежит и к “цеху” литераторов и к “цеху” историков, хотя у него и нет завершенного филологического или исторического образования. Но он прошел полный курс в таком “университете”, как Великая Отечественная война. Сочетанием глубоких исторических познаний, полученных самообразованием, с ярким ощущением той или иной эпохи, Пикуль представляет собой редкую, даже уникальную разновидность писателя-исследователя. И в этом вся его сущность. Не случайно эпиграфом к историческому роману “Пером и шпагой” он избрал слова В. М. Васнецова: “Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не знает своей истории!”. Права критик Р. Д. Мессер, говоря: “Пикуль действительно чувствует потребность обращения к неразработанным историческим материалам, к оригинальным фигурам, стремится идти по целине, успешно освещая самые темные места русской истории”. И правда, все его исторические романы являются результатом тщательного изучения источников. Поэтому они правдивы, и поэтому их любит читатель. Его произведения базируются на огромном фактическом материале, подвергшемся тщательному анализу. И это то, что помогает раскрыть истину. Бездна труда и мужества потребовалась Пикулю. Удивительно, но в его книгах нет вымышленных героев. Даже самые второстепенные персонажи имеют своих реальных прототипов. Это кажется невероятным — так легко и естественно движется пикулев-ское повествование, так естественно, словно бы безраздельно подчиняясь воле автора, входят в повествование все новые и новые герои... Объяснить это можно только тем, что Пикуль всегда воспринимал конкретных исторических лиц, как своих знакомых, с которыми можно дружить, с которыми можно ссориться, успехи которых радовали его, а неудачи огорчали. Не случайно историю страны он всегда стремился показать через историю семьи. *** Передо мной книга “Реквием каравану PQ-17”, на обложке которой дарственная надпись автора: “Однополчанину, бывшему юнге-подводнику Ягодкину В. А. — В. Пикуль”. Я получил эту книгу из его рук в Риге, когда отдыхал в Юрмале (санаторий “Дзинтари”) в 1983 году. Это была моя вторая и последняя послевоенная встреча с В. Пикулем. Из Дома печали мы направились к нему домой, где он рассказал мне такое, о чем говорить кому попало в то время было не принято... Но фронтовым однокашникам — морякам он доверял наболевшее полностью, веря в святое морское братство. По поводу гонений на него он тогда говорил: “...Меочем, Виктор (так он из-за отсутствия верхних зубов выговаривал фразу “между прочим”) — нагадить и оболгать — вот главная задача придворной камарильи...”. И в отношении критики: “Я смолоду взял себе за правило: никогда не реагировать на помои. Ко мне подбираются давно. Некоторые советуют писать в газеты опровержения. Но, помилуйте, какая из наших газет осмелится это сделать, если они все зависимы от... и он показал пальцем на потолок. — Издательство не может ослушаться приказа Д. Гранина и не учесть мнения сверху. Такова обстановка. В Союзе писателей сейчас хорошо живется только подхалимам, угодникам и подонкам, а писатели — патриоты Отечества, не прославляющие “руководящую и направляющую силу КПСС” — осуждены быть задвинутыми на задворки литературы...”. Увы, это так и было. После публикации исторического романа “У последней черты” (“Нечистая сила”) за Пикулем был установлен негласный надзор по личному распоряжению М. Суслова. Но жизнь продолжалась, продолжалось и давление на него. Днем Пикуль почти перестал выходить из дома, работал в основном по ночам. Наивно пытался он протолкнуть свои труды в печать, — ограничения стали еще более жесткими и подозрительными... Вернемся, однако, к моей последней встрече с Пикулем. Входим в квартиру дома по ул. Весетас. Кругом завалы из книг. Идем по пробитой между ними тропинке. Квартиру эту хозяин получил, будучи “выдавленный” Д. Граниным из Ленинграда. Мебели в доме — никакой, и умирающая от рака жена Вероника Феликсовна лежала прямо на полу на каких-то тюфяках... Встреча была короткой. Вспомнили Соловки, общих знакомых... Он начертал мне нечто на обложке “Реквием каравану”, и я, очень гордый таким даром, пожал руки Валентина и Вероники... Жили в то время они бедно. В конце 70-х — начале 80-х гг. все гонорары Пикуля уходили Веронике Феликсовне на наркотики — ничто другое от болей не спасало. И они не спасли. Однажды вечером она позвала Валентина к себе. Он вбежал в комнату и обмер: Вероника, давно не поднимавшаяся с постели, стояла, опершись на спинку стула, к нему спиной. Он осторожно подошел, дотронулся до ее плеча, — она упала ему на руки, потому что была мертва. После похорон у Валентина Саввича наступила депрессия. Систематические ночные бдения, переживания по утрате жены и непрекращающаяся травля властей окончательно подорвали его здоровье. Засыпал он только укутавшись в шубу покойной жены. Так было месяца четыре, но жить так было невыносимо. Квартира его превратилась в тюремный лазарет. Из этого состояния его смогла вывести только очень заботливая, хозяйственная, умная женщина — Антонина Ильинична. Она и стала его второй женой. Да, Пикуль был настоящий русский литературный подвижник, человек великой скромности и непритязательности. Популярнейшему писателю Валентину Пикулю исполнилось бы в 2002 году 74 года. Он умер через 3 дня после дня своего рождения, в который ему всего-то минуло 62 года. Обидно. Ведь он мог бы еще жить... Валентин Саввич скончался неожиданно, хотя последний год его жизни висел на волоске, и этим волоском был единственный работающий сердечный клапан, который отказал, когда он шел на звонок открывать дверь. Вскрытие показало, что лишь одна четверть сердечной мышцы с трудом проталкивала кровь. Все остальное представляло собой отмершую ткань. Многомиллионные тиражи его книг разошлись по нашей стране, переведены на языки десятков стран мира, но не все знают о том, что их любимый писатель имел судьбу, которая уготовила ему почти диссидентское существование, хотя от политики он и убежал в свой любимый XVIII век... Коммунистическая власть ревниво относилась к тому, что свой талант он отдал России, а не истории КПСС. Валентин Саввич Пикуль похоронен в Риге. Единственными заслуженными титулами его были и остались имя и фамилия. И этими титулами он дорожил больше всего!.. Именем этим гордимся и мы — граждане России, для которых он жил и трудился. Знают его и во многих городах мира, в гавани которых заходит огромный белоснежный лайнер с гордым названием на борту “Валентин Пикуль”!
http://www.pushkin-town.net/.gazeta/3157.html
Об авторе. Автор предлагаемых читателям воспоминаний — участник Великой Отечественной войны Виктор Александрович Ягодкин — наш земляк. В самый разгар Великой Отечественной, когда ему было еще неполных 16 лет, слово “Родина” стало для него не пустым звуком. Добровольно, по зову сердца и совести добивается он зачисления в школу юнг Военно-Морского флота. Но повоевать пришлось ему не только на море, но и на суше. В школе юнг он был хорошо знаком с Валентином Саввичем Пикулем, тоже юнгой, а в будущем известным писателем, автором многих замечательных исторических романов. Творчество В. С. Пикуля, безусловно, отразилось и на увлечении историей Отечества В. А. Ягодкина, который написал более 100 исторических миниатюр, публиковавшихся в разное время в газетах и журналах. В настоящее время В. А. Ягодкин — член Союза писателей Ленинградской области и Санкт-Петербурга. «Царскосельская газета» намерена и в дальнейшем представлять свои страницы творчеству нашего земляка. По случаю празднования Дня Победы В. А. Ягодкин любезно согласился поделиться с нашей газетой воспоминаниями о незабываемых днях своей тревожной военной молодости, — о Великой Отечественной войне.